Автор: священник Сергий Бегиян
Кто не любит ездить на поезде? В окне мелькают залитые солнцем луга, сочная зелень деревьев, синева рек и неба. Люди на перроне и дальше, насколько хватает взгляда, кажутся по-деловому спешащими, занятыми, беспечальными. В купе на столике уютно дымится стакан с чаем, путешествие принимает какую-то мистическую глубину и сакральность.
Это уже не просто перемещение из пункта «А» в пункт «Б», а какой-то полет через время и пространство. Может быть, поэтому все вокруг тоже принимает вид чего-то очень значимого и необычного, даже пустой разговор в вагоне с попутчиком. В этой веселой суете практически нет никакой возможности зацепиться за что-то сердцем, а тем более – помолиться или задуматься о себе и своих грехах. Особенно если едешь плацкартом.
Такова и наша жизнь вне поста. Мы весело несемся куда-то, глаза и мысли скачут по окрестным местам, иногда восхищаясь пейзажем, иногда замедляя на осуждении и гневе. В какой-то момент пустые разговоры и встречи представляются нам чем-то большим, нежели простым времяпровождением, и мы начинаем придавать суетным земным делам гораздо больше веса и значения, чем они требуют. И в этой праздной кутерьме мы незаметно теряем связь с Богом, а наше сердечное око скользит по поверхности молитв, даже не пытаясь углубиться в них.
Это и есть: «В лености все житие мое иждих…» Израсходовал все время и не приобрел ничего. Ни-че-го. Все свободное время смотрел в окно и пил чаек.
И вдруг поезд въезжает в туннель!
Исчезают развеселые пейзажи, лицо попутчика тонет в темноте, во мрак погружается весь интерьер вагона. Невольно все замолкают. Только слышно перестукивание колес по рельсам, которое повторяет стук сердца. В этом бессветии все слова обессмысливаются, все темы мельчают, все новости становятся неактуальными. Перемещение из пункта «А» в пункт «Б» становится призрачным, выдуманным, как и вся жизнь. Да и есть ли вообще это самое перемещение, есть ли движение?
Поезд едет… – и не едет.
Жизнь идет – и не идет.
В начале кажется, будто даже воздуха не хватает, невозможно дышать в этом густом мраке, словно ты попал не просто в туннель, а в космический вакуум. Но постепенно глаза привыкают к темноте, и ты понемногу начинаешь различать некоторые очертания предметов. И эти очертания становятся во много раз более таинственными, чем вид самих предметов при свете дня. Даже лицо попутчика, которое вне туннеля было простым и неказистым, во мраке становится исполненным благородства или, наоборот, – ужаса.
Туннель для нас – Великий пост. Он внезапно обрубает почти все образы мира сего. Голоса телевизора и интернета, сойдясь на визг, разом замолкают, и мы погружаемся в блаженный безмолвный мрак покаяния. Еще издалека темное пятно великопостного тоннеля пугало нас своей узостью и теснотой. Казалось, что там, внутри, вообще нет никакой жизни. Он выглядел как темная могила – холодным, пустым и обыденным, как может быть обыденна сама смерть.
Но мы уже внутри – и глаза начинают привыкать к этому мраку. От невероятной скудости картинки мы все более заглядываем в себя – и видим внутри себя такой же мрак, только духовный. Это мрак злобы, окружающий слизь сластолюбия. Из-за этой слизи и поезд едва может двигаться вперед, колеса бесконечно буксуют на месте, а цель все так же бесконечно далеко.
Только в темноте тоннеля наконец иссякает бесконечный поток пустословия, и язык нерешительно, как будто пробуя на вкус, снова приучает себя к молитве: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешнаго»…
Чтобы познать самое великое благо на земле, нужно оказаться в могильной темноте туннеля. Тогда солнце и солнечный свет становятся самым дорогим и желанным для человека.
Преподобный Симеон Столпник прежде своего восшествия на столп испытывал разные виды подвижничества. Среди прочего было и такое: он нашел высохший колодец, где обитали всякие гады и насекомые, и спустился в него на веревке. Там он прилежно совершал молитву, истаивал в посте и покаянии. В темноте и мраке Симеон, окруженный жуками, червями и лягушками, искал свет благодати Божией.
Колодец – тоже туннель. Только вертикальный.
Видно, пока не сойдешь в самую глубину своего сердца, где обитают одни гады и мерзости, так и не сможешь возненавидеть сам себя и свою жизнь (ср.: Ин. 12: 25–26; Лк. 14: 25–27). Пока реально не почувствуешь зловоние собственных страстей, которые в эпитетах Великого канона уравнены с гноем и калом, не сможешь оставить греховные привычки.
Остается только недоумевать. Ведь мы, когда видим отвратительное насекомое вроде медведки, сразу инстинктивно пытаемся его раздавить. Как же Господь, Чистейший ясного неба, Светлейший самого солнца, Святейший и Совершеннейший, взирает на нас, ползающих пред Его лицом? Как Он слышит наши скверные молитвы, не выполняющиеся обеты, видит наши мерзкие мысли, слова и дела? Как он взирает на наши копошащиеся в скверных делах руки? Как при этом мы остаемся живы и даже здоровы? Как Небесный огонь не обожжет наши злоречивые уста? И более того: как мы, живя хуже неразумных тварей, еще и причащаемся Святейших Тела и Крови Иисуса Христа?..
Остается только недоумевать…
Остается только удивляться невероятному долготерпению Божию. Бог – величайший оптимист. Он, зная наперед нашу неверность, остается всегда верным в надежде на наше обращение. Он остается верным, потому что не может быть неверным, потому что не может не любить. Как бы мы поступили с человеком, зная наверняка, что он предаст? Как минимум – прекратили общение. Но Бог, зная наверняка, готов, тем не менее, на крайние поступки любви, а если бы была необходимость, готов был бы снова претерпеть распятие за каждого из нас…
К сожалению, все эти мысли спрятаны в сундуке на дне колодца. Чтобы найти и открыть его, нужно спуститься туда по лестнице Великого поста, добровольно уходя в мрак для богообщения (ср: Исх. 20: 21; 3 Цар. 8: 12), а потом руками разрыть сырую землю сердца, попутно отбрасывая отвлекающих внимание членистоногих, плача и сокрушаясь от отвращения.
Вероятно, ничто так не учит смирению, как экспедиция внутрь своей души, проникновение в глубины своего сердца. Великий пост создает для этого самые необходимые условия, но решиться на это или нет – выбор самого человека. Когда Великий пост превращается в Великий пот, который проливается от напряжения и усилия, тогда происходит освобождение от грехов-тиранов. Тогда в сердце сходит благодать.
Итак, мы уже въехали в туннель. Я надеюсь, что не только у меня социальные сети и новости повисли оборванными проводами на разъемах компьютера. Чтобы началось Богообщение, нужно освободить место для Бога в сердце. Прочь, картины мира сего! Прочь, фильмы, прочь, пустые мысли, прочь, всё лишнее!
Общеизвестно, что «покаяние» переводится с греческого как «перемена ума». Сейчас же нужно усвоить, что Великий пост – это перемена всего ритма жизни. Трансформация мирянина в монаха.
Каждый теперь облачен в невидимый куколь, каждый в Чистый понедельник дал обеты Господу, и личная жизнь каждого теперь обращена в плач по грехам.
О какой еде можно говорить в таком случае?! Великий пост дает нам осознание простой истины: пища нужна телу, чтобы не умереть. Поэтому битва с грехами включает в себя еще и сражение с собственным чревом, но тут, однако, не нужно путать ориентиры. Можно ведь выиграть бой, но проиграть войну и наоборот. Главное – смирить себя. А неядение – всего лишь инструмент, орудие для этого. Невозможно совершенно не воздерживаться в еде и успешно говеть Великим постом. Но вполне бывает и обратная ситуация, ведь исключительно уставная пища не гарантирует схождения благодати Божией.
Однажды к преподобному Макарию Великому пришел бес со словами: «Все, что ты делаешь, и я делаю. Ты постишься, а я совсем не ем. Ты бодрствуешь, а я вовсе не сплю. Одним только ты побеждаешь меня – смирением».
О Божественное и вожделенное смирение! Если хоть немного удастся стяжать его в течение Великого поста, то, когда выйдем наружу из покаянного тоннеля на Пасху, нас осияет не только солнечный свет, но еще во сто крат более – неописуемый Свет Божественной благодати, чего я молитвенно всем нам желаю.
Источник: pravoslavie.ru
