Записать эту историю про рабу Божью Марию мне хотелось давно по двум причинам. С одной стороны, общение с этой женщиной затронуло глубоко меня лично, а с другой, я вижу в этом хоть какой-то шанс сохранить память об ушедшем человеке, о котором, возможно, уже некому будет вспомнить.

Наше общение началось возле церкви, где баба Маша с другими нуждающимися просила милостыню. От прочих собравшихся здесь людей она отличалась тем, что часто заходила в храм, исповедовалась и приступала к Причастию, и лицо у неё было особенное, оно выражало какую-то тихую печаль. Смуглый цвет кожи, разрез глаз однозначно свидетельствовали о её национальности, и, действительно, при ближайшем знакомстве оказалось, что она родом из Узбекистана.

Я тогда делала буквально первые шаги в храме, и всё связанное с церковной и околоцерковной жизнью рисовалось в исключительно розовых тонах. Поэтому и каждое слово, обращённое ко мне, воспринималось доверчиво и серьёзно. Как-то сразу выделив бабу Машу из её окружения, я помогала ей особенно щедро, порой даже вела себя неразумно, но это, как мне кажется, вообще свойственно неофитам.

Она рассказала историю своей жизни: о предательстве мужа, гибели единственного сына. Вспомнила безбедное детство и молодость на родине, где она была безмятежно счастлива и сама имела возможность помогать бездомным и голодным. Поделилась, что сейчас живёт с внучкой и двумя правнуками, родившимися вне брака, по сути, без любви, – потому что кто-то воспользовался наивностью, напоил, обидел, ну и так далее. То, что всё мрачно и тяжело, было интуитивно понятно, но потом стало очевидно и другое, более страшное, – грех подмял под себя душу девочки – внучка выросла и превратилась в домашнего монстра. Ещё одно предательство бабу Машу подкосило не до конца, она боролась. Единственной целью, по её словам, было прожить лет десять – помочь поднять правнуков.

Баба Маша говорила, а я слушала и впитывала, как губка, и таскала сумки с едой, и давала деньги. Один раз даже была у неё в гостях – занесла тяжёлую сумку с картошкой. Более угнетающую обстановку сложно себе представить: среди мрака обшарпанных стен, в затхлом каком-то воздухе, накрывшись с головой храпела «мама» (кавычками не хочу обидеть, просто под таким именем внучка была записана в телефонной книге бабы Маши) и шуршали пакетами из Макдоналдса довольно взрослые уже дети. В знак благодарности «мама», проснувшись, начала кричать на бабушку, что картошку хранить негде, а баба Маша предложила мне выпить с ней на кухне «по маленькой».

На её руке красовался синяк размером с хоккейную шайбу. Когда я спросила, что случилось, она испугалась и запричитала, что всё хорошо. И совершенно напрасно: мне тогда и в голову бы не пришло в этом обвинить кого-то, не то, что разбираться.

Я сразу уехала, и с этого момента у меня началось отрезвление. Перестав идеализировать ситуацию, в какой-то момент я заметила, что баба Маша «провоцирует» меня своими рассказами, давит на жалость, чтобы получить больше денег. Я не могу с уверенностью сейчас сказать, что в тех историях было вымышленным и насколько. Мне до сих пор кажется, что не так уж сильно она меня обманывала. Скорее всего, просто в какой-то момент не удержалась, не справилась с искушением.

И вот почему я так думаю. Среди вещей, которыми я с ней поделилась, было несколько детских православных книг для её правнуков. Одна из них особенно выделялась – большого формата, с красивыми качественными иллюстрациями в стиле модерн на белоснежных глянцевых страницах. Мне тоже кто-то её подарил, картинки были хороши, но не очень близки по манере исполнения.

Райский сад, ангелы, чистая красота детей, окруживших Христа – всё это производило впечатление. И я увидела тогда, как взяв книгу в руки, перелистывая её страница за страницей, забыв про сумку с продуктами, уронив голову, баба Маша плакала…

Я нисколько не осудила её тогда, не осуждаю и сейчас. Только прожив чужую боль изнутри, мы могли бы иметь право предположить, что что-то о человеке знаем, но и это было бы не точно. Душу видит только Господь.

И вот сейчас, когда идёт пост, когда мы должны помогать и помогать другим, что, если честно, не всегда получается по разным причинам – причём не всегда внешним – вспоминаются слова митрополита Сурожского Антония. В одной из проповедей он говорит о том, что помогая нуждающемуся, важно увидеть в нём живого человека, и, если не можешь подать милостыню, то поговорить, ободрить, может, угостить чем-то или извиниться, как сделал однажды сам владыка Антоний, за то, что очень хотел бы помочь, но сегодня не получается. Главное – заметить, не пройти мимо.

В какой-то момент баба Маша из храма исчезла, и я примерно тогда же стала ходить в другую церковь. Но до сих пор помню её, и хочу попросить вас помолиться о рабе Божьей Марии, чтобы ей было хорошо там, с Богом.