Автор: Наталия Гусева, старшая сестра православного сестричества
при Санкт-Петербургской 15-ой городской больнице

Весь мир напоен радостью: радостью победы над смертью, над тлением, над злом во всех его проявлениях — ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ! Ад, где твое жало? Смерть, где твоя победа?

Н. Гусева (фото: С. Вдовин)

Ликует душа, замирает сердце. И невольно приходят на память лица тех, кто уже не встречает эту Пасхальную радость здесь, в Церкви земной: лица тех, кого уже нет с нами, но кто оставил свой след в нашей душе, в нашем сердце — лица наших усопших. И не служатся пока «заупокойные» службы, но как же ждешь Радоницы — этого дня, когда ты можешь произнести: «Дедулечка, бабуленька! Христос Воскресе!»

Читая свой помянник, вижу отчетливо, как пустеют странички «О здравии», и имена тех, кто дорог и любим, плавно перетекают в странички «О упокоении». Родные, сестры милосердия, больные, с которыми Господь свел на отделениях, сотрудники больницы. Старики, молодые, дети…

Смерть не разбирает. Порой это предельное испытание для нашей веры, особенно если уходит ребенок. Зачастую остается чувство одиночества, оставленности, недоумения: «Господи, ну я же тебя так просила!..» И, как всегда, вспоминаешь, что недосмотрела, недолюбила, недожалела… Габриель Марсель говорит: «Сказать кому-нибудь: «Я тебя люблю», — то же самое, что сказать: «Ты никогда не умрешь…»». И сердце иногда отказывается принимать в себя любовь к ребенку, к больному, потому что слишком больно потом расставаться.

Но вот ведь какое чудо: Господь никогда не оставляет в скорби — только если ты сам, своей волей, не захочешь в ней остаться. Сколько раз мы — больничные священники, сестры и братья милосердия — были свидетелями правильного отношения к смерти. Бабушка Мария — верующая старушка, умирающая после операции на кишечнике, при соборовании сказала нам с батюшкой: «Когда я уйду туда (показала на небо) — домой, я буду о вас молиться». Бабушка Катя — наша молитвенница, которую мы причащали на дому, когда батюшка подарил ей иконку, сказала: «А куда ж я ее дену, когда домой пойду?» (тоже показывает на небо). Отрок Кирилл (у него был лейкоз) на исповеди сказал батюшке нечто, от чего священник вышел из больницы и сказал, что сейчас он общался с Ангелом. Младеница Валерия (тоже лейкоз) утешает маму: «Я не умираю, я выхожу замуж, и мне будет очень хорошо там, только ты не плачь…» Надо учесть, что дети не могли слышать ни о чем подобном от родителей, ибо только после смерти детей родители их пришли к Богу.

И эти свидетельства уничтожают то отношение к смерти, которое привнесено нами «оттуда», из светского мира: страх, отвержение, чувство, будто смерть — худшее, что может с нами произойти. И эти же свидетельства порождают в нас новое, правильное отношение к смерти, которое прекрасно выразил митрополит Антоний Сурожский: смерть, мысль о ней, память о ней — как бы единственное, что придает жизни высший смысл; жить в уровень требований смерти — означает жить так, чтобы смерть могла прийти в любой момент и встретить нас на гребне волны, а не на ее спаде, так, чтобы наши последние слова не были пустыми и наше последнее движение не было легкомысленным жестом.

Мы опытно познаём, что те, кто нам дорог, остались здесь: в нашей памяти, в наших поступках, в наших молитвах. И мы остались с ними — в их молитвах о нас. И поэтому Радоница становится для нас не просто днем посещения кладбища, а днем, когда мы христосуемся с нашими усопшими, чающими воскресения мертвых, и едиными усты и единым сердцем: мы тут, а они там — восклицаем: ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!